Все эти наблюдения врачей внимательно читал Генсек. Сообщали ему и о грозных припадках гнева, которые повергали в трепет окружающих. Ленин уже торопился выздороветь. Крупская вспоминала: "Я ему говорила: «Вот речь восстанавливается, только медленно. Смотри на это как на временное пребывание в тюрьме».
Ленин знал, что он в тюрьме, и, видимо, яростно думал, как из нее выбраться.
В это время уже вовсю работает сталинский секретарь Товстуха – собирает документы Ленина. В Партархиве я нашел мандат, выданный Товстухе для изъятия документов Ленина из архивов его соратников. Сталин готовил новую шахматную партию, и в его игре эти бумаги будут бесценны.
А пока по Москве начинают гулять анонимные брошюры типа «Маленькой биографии большого человека». В них на основании ленинских цитат доказывается: Троцкий всегда был против Ленина.
Эта «клозетная литература», как презрительно назвал ее Троцкий, распространяется и в провинции. Действует Товстуха...
Летом 1923 года вожди отбыли отдыхать. Зиновьев и Бухарин отправились в Кисловодск, оставив в Москве Каменева.
Генсек, конечно же, сидит в изнывающей от жары Москве. Не до отдыха – работа, бесконечная работа. К тому же его тревожит странное улучшение здоровья Вождя.
В летнем перерыве борьбы с Троцким Зиновьев и Бухарин решают нажать на Сталина – заставить его поделиться властью. Отдыхающие пишут ему шутливо: «29. 07. 23... Два обывателя предлагают ввести в Секретариат для консолидации Зиновьева, Троцкого, Сталина».
Но содержание письма нешуточное: они задумали уравнять шансы. В этом случае, чтобы побеждать ненавидящего его Троцкого, Сталин будет вынужден постоянно блокироваться с Зиновьевым, то есть выполнять решения «тройки». Он мог только усмехнуться: нашли глупца!
Тогда же Зиновьев пишет Каменеву: «И ты позволяешь Сталину так прямо издеваться (далее он сообщает бесконечные факты самоуправства Сталина, пока они отдыхают. – Э. Р.)... Мы этого терпеть больше не будем...»
Конечно, Генсек в курсе их переписки. Верное ГПУ уже следит за каждым из них. Но он знает средство заставить их успокоиться. Он пишет Бухарину и Зиновьеву: "Не пойму, что я должен сделать, чтобы вы не ругались. Было бы лучше, если бы вы прислали записочку – ясную и точную. Все это, конечно, в том случае, если вы в дальнейшем за дружную работу (я... стал понимать, что вы не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное)... Действуйте, как хотите. Дней через 8-10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился). Всего хорошего.
Постскриптум. Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы... а я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая. Причем я же оказываюсь виноватым. Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь, друзья мои. И. Ст.".
Средство действует безотказно. Упоминание об отставке смертельно пугает. Если уйдет Сталин – может прийти Троцкий. То же он сможет проделать и с Троцким, который также знает: уйдет Сталин – придут Зиновьев и компания. Да, они боятся его – «грубого, примитивного грузина», но куда больше боятся друг друга. Он легко просчитал: их страх и взаимная ненависть обеспечат нужный ему финал шахматной партии.
И Зиновьев с Бухариным тотчас пишут ему: «Разговоры о разрыве – это же, конечно, от Вашей усталости. Об этом не может быть и речи. Куда Вы думаете ехать отдохнуть? Привет».
Он хорошо изучил этих господ. Дело не в одном их страхе перед Троцким, есть и другой страх – перед работой. Они не любят тянуть лямку, предпочитают представительствовать. А работать должен он.
Что ж, он будет работать. Тогда же он пишет им письмо – о слухах насчет ленинского «Письма к съезду». Он все знает о письме, но хочет понять, что знают они.
10 августа 1923 года Зиновьев и Бухарин пишут Сталину: «Да, существует письмо В. И., в котором он советует съезду не выбирать вас секретарем. Мы, Бухарин, Каменев и я, решили пока вам о нем не говорить по понятной причине... мы не хотели вас нервировать. Но это все частности. Суть: Ильича нет. Секретариат ЦК поэтому (без злых желаний ваших)... на деле решает все. Равноправное сотрудничество при нынешнем режиме невозможно. Отсюда поиски лучшей формы сотрудничества. Ни минуты не сомневаемся, что сговоримся».
Они все еще надеялись, что он добровольно отдаст созданный им аппарат! Представляю, как он усмехался...
Но одна вещь его беспокоила. Они думали, что Ильича больше нет, а он с ужасом видел: Ленин начинает выздоравливать!
«С июля пошло выздоровление, появилась возможность не только сидеть, но и ходить, опираясь на палку... речь начала возвращаться именно в октябре», – писала Крупская.
И тогда же, в октябре, произошел удивительный эпизод, который должен был поразить Сталина: Ленин появился в Москве.
Но сразу после возвращения в Горки вновь настали ужасные дни: выздоровление прекратилось, и Ленин начал умирать.
Будто что-то случилось во время этой поездки...
Крупская: «В один прекрасный день он сам отправился в гараж, сел в машину и настоял ехать в Москву... Там он обошел все комнаты, зашел к себе в кабинет, заглянул в Совнарком. Разобрал свои тетради, отобрал три тома Гегеля... потом захотел поехать по городу. На другой день стал торопить обратно в Горки. Больше о Москве разговора не было».
Но в автомобиле с Лениным была не только верная жена. Крупская не упоминает, что вместе с ними ехала Мария Ульянова. И это не простая забывчивость.
Все тот же Валентинов опубликовал переданный ему рассказ Марии Ильиничны: «Всю дорогу из Горок Ленин подгонял шофера, чего прежде никогда не делал... Выйдя из своего кабинета в Совнаркоме, Ленин потом прошел в свою квартиру, долго искал там какую-то вещь и не нашел. Ленин пришел от этого в сильнейшее раздражение, у него начались конвульсии». По приезде Ульянова рассказала об этом доктору, его вызвала Крупская: «В. И. болен и может в несколько искаженном виде представлять явления. Я не хочу, чтобы разнесся слух, будто какие-то письма и документы у него украдены. Такой слух может принести только большие неприятности. Я прошу вас забыть все, что говорила Мария Ильинична... Об этом она вас тоже просит».